Много лет назад я со своим другом, поэтом Александром Рюхиным, ехал по Тверской улице за город, в кузове грузовика. Перед этим у нас состоялся тяжёлый разговор о мироустройстве. Саша был расстроен. Когда мы подъехали к памятнику Пушкину, Саша выпрямился в полный рост и, балансируя (грузовик подпрыгивал на ухабах), рубанул кулаком воздух — словно хотел напасть на поэта. Он как будто хотел в сердцах спросить у кого-то, почему это Пушкиным ставят памятники на Тверской, а ему, Рюхину, в голове у которого центр такой огромной и прекрасной Вселенной — суждено забвение.

С тех пор прошло много лет — и вот я вновь на Пушкинской площади. На шее у меня — цифровой фотоаппарат. Жизнь сильно переменилась — но в общем, стала не безумнее той, что была во времена нашей юности. Когда-то я знал шизофреника, который мог неожиданно, обращаясь сам к себе, произнести: «Нас уже легион!», или какое-нибудь слово на никому не ведомом языке — всё это подсказывали ему внутренние голоса. Отчего-то теперь пошла мода подобные изречения причудливыми шрифтами печатать на полотнах невероятных размеров и вешать на всех домах. Ничего: всякое видали, и это пройдёт. Печальный Пушкин стоял всё там же, на постаменте его памятника были те же стихи — прекрасные, как и всё, что он сотворил. Я снял заглушку с объектива и сделал кадр. Потом я прошёлся немного в ту сторону, куда когда-то ехал в кузове грузовика, и увидал новый памятник.

И долго буду тем любезен я народу, Что чувства добрые я лирой пробуждал…

Отечество славлю, которое есть, но трижды — которое будет!..